ПолитНаука - политология в России и мире ПолитНаука - политология в России и мире
ПолитСообщество
ПолитЮмор
ПолитСсылки
ПолитПочта
Персоналии
Подписка


Аркадий Попов

Национализм и сепаратизм в единой Европе

Когда на излете горбачевской перестройки перспектива распада СССР обрисовалась со всей очевидностью, в недрах Верховного Совета была срочно создана - в качестве выразителя интересов "многонациональной советской общественности" - полузабытая ныне группа "Союз", активистами которой выступили твердые сторонники сохранения СССР. В их числе на первых ролях оказались лидеры двух тогда уже вовсю интриговавших против Тбилиси грузинских автономий - Владислав Ардзинба из Абхазии и Анатолий Чехоев из Южной Осетии. Спасти "большую империю", правда, им все равно не удалось, но зато "маленькая империя" - новонезависимая Грузия - их стараниями, поддержанными Большим Братом, была разнесена в клочья. И сегодня этот некогда благодатный край, раздробленный на полдюжины существующих в автономном режиме территорий, остается едва ли не наименее пригодной для жизни частью постсоветского пространства.

Понятны мотивы, побудившие Горбачева и Лукьянова искать в лице сепаратистских движений "малых народов" инструмент борьбы с центробежными устремлениями тогдашних союзных республик: "враг моего врага - мой друг". Такая установка часто оказывается эффективной в военных делах. Но редко - в мирных. Кто не обнаруживает способности жить в согласии с ближним соседом и уважать право в локальном масштабе, вряд ли обретет ее в масштабе глобальном, в отношениях с дальними соседями. Это соображение и приходит на ум всякий раз, когда всплывает вопрос о перспективах сепаратизма в объединяющейся Европе.

От локальных обид - к глобальным

Следует ли ожидать, что существующие во многих странах Евросоюза центробежные настроения среди этнических и региональных меньшинств будут способствовать процессу интеграции этих стран в общеевропейское супергосударство? Или, наоборот, локальный сепаратизм, плодя проблемы для правительств и обостряя их отношения с соседями и с либеральной общеевропейской общественностью, войдет в резонанс с национальным изоляционизмом, работая на торможение интеграции? И обратная сторона вопроса: будет ли объединение Европы способствовать спаду сепаратистских (и шире - этноцентристских и ксенофобских) настроений в европейских странах, поможет ли оно, в частности, покончить с развившимся на их основе политическим экстремизмом и терроризмом?

На первый взгляд кажется само собой разумеющимся, что превращение Европы из "сообщества государств" в "сообщество наций и регионов" должно выбить из-под ног сепаратистов всякую политическую и экономическую почву. Ведь ни баскские и корсиканские сепаратисты, ни ольстерские и фламандские ирредентисты, отрицающие свою испанскую, французскую, британскую, бельгийскую идентичность, ничего не имеют против того, чтобы их считали европейцами. А кроме того, как полагают еврооптимисты, в объединенной процветающей Европе станут менее ощутимыми контрасты между богатыми и бедными, развитыми и отсталыми регионами. А значит, меньше останется и экономических поводов для недовольства жизнью, питающего националистический радикализм.

Все это, однако, лишь предположения, которые при ближайшем рассмотрении выглядят не очень состоятельными. Одно дело - считать себя европейцем в культурно-цивилизационном смысле, что и приятно, и ни к чему не обязывает, и совсем другое - быть гражданином четырехсотмиллионной сверхдержавы, в рамках которой баскская, бретонская и любая другая этническая идентичность может оказаться еще менее значимой и заметной, чем в той же Испании или Франции. Тем более что ни Испанию, ни Францию как территориально-политические структуры упразднять в будущей Европе никто не собирается - они в самом худшем для их суверенитета случае превратятся внутри Евросоюза в "автономии первого уровня". А занимающие сейчас этот уровень внутри своих государств Страна Басков, Корсика, Шотландия и т.д. перейдут в разряд "автономий второго уровня", то есть понизят свой статус.

Глупо думать, что нынешние сепаратисты этого не понимают или что они заранее готовы с этим смириться. Просто сейчас борьба против объединения Европы не кажется им особенно актуальной. Но это не значит, что так оно будет и впредь. По мере наполнения евроинститутов реальным политическим содержанием - по мере перетекания к ним от национальных правительств все большей части властных полномочий - разрушительная энергия борцов за "национальное самоопределение", вполне вероятно, будет перенаправляться в сторону Брюсселя. Сегодня сепаратисты и автономисты в Европе борются против "империализма" испанского (баски, каталонцы, галисийцы), французского (корсиканцы, бретонцы, эльзасцы), британского (североирландские католики, шотландцы), итальянского (активисты Лиги Севера), а завтра они все вместе будут бороться против "европейского империализма".

Как показывает новейшая история развития терроризма в исламском мире, бурно эволюционировавшего на рубеже веков от войны против Израиля и других государств с мятежным мусульманским меньшинством к войне против будто бы стоящей за ними "атлантической империи", такая переориентация не делает воинствующий национализм менее воинствующим. И локальные интересы географически разобщенных борцов не мешают им объединяться для борьбы против общего врага. Глобализация "антиимперской борьбы" - знак времени, и думать, что многонациональная Европа каким-то чудом сможет остаться в стороне от этого процесса, было бы наивно.

Доноры и реципиенты

Шансов заслужить в глазах недовольных клеймо угнетателя-эксплуататора, не считающегося с нуждами бедных регионов и обиженных меньшинств, у будущей "евроимперии" не меньше, чем у ныне существующих европейских государств. А недовольные всегда найдутся, и не только среди тех, кто позиционирует себя в качестве защитников дискриминируемых "малых народов" (этнических меньшинств), но и среди патриотов "малых государств", прежде всего тех, что стоят на очереди в Евросоюз и решение всех своих проблем видят в скорейшем вхождении в него. Их разочарование может оказаться очень жестоким. Не надо быть Нострадамусом, чтобы предсказать, что более развитые и процветающие страны "старой" Европы и на ближайшую перспективу будут оставаться таковыми и, хуже того, развиваться опережающими темпами, рождая в присоединенных частях ЕС обиду на будто бы несправедливый порядок распределения доходов и протест против угнетения "европейским городом" обманутой в своих ожиданиях "европейской деревни".

Курьезным, но показательным подтверждением этих опасений может служить разгоревшийся недавно скандал с "анонсированной дискриминацией" новых членов ЕС в праве на получение субсидий для сельского хозяйства: Польша еще не принята в Европу (это произойдет не ранее 2004 года), а ее власти уже гневно запротестовали против того, что в первые годы ее европейства субсидии Евросоюза польским фермерам, оказывается, будут меньшими, чем производителям сельхозпродукции в странах Западной Европы. Анализ экономических аспектов европейской интеграции не входит в задачу данной статьи, но можно не сомневаться, что родимые пятна проклятого прошлого - и прежде всего иждивенческая психология вчерашних строителей коммунизма - еще долго будут сказываться и на эффективности экономики восточных окраин единой Европы, и на способности их населения решать житейские проблемы без обращения к спасительному образу угнетателя-эксплуататора где-то наверху. И это - фактор, несомненно, дезинтегрирующий и, несомненно, не менее значимый, чем европейский лоск политических элит "новых европейцев" и память о многовековой истории существования их предков в составе европейских монархий.

Тревожный рост неонацистских настроений в восточных землях Германии показывает, что даже беспрецедентные многомиллиардные вливания Бонна в экономику и социальную сферу бывшей ГДР оказались не в силах сгладить дезадаптацию обитателей этой не самой отсталой части Восточной Европы к реальностям капитализма, дезадаптацию, имеющую следствием недовольство многих восточных немцев своим положением, зреющие в их среде комплексы ущемленности и второсортности - и это внутри этнически однородной и в общем-то вполне процветающей Германии! Что уж говорить о перспективах выравнивания уровней жизни и уровней правосознания в Германии и Польше, Австрии и Словакии, Финляндии и Эстонии… И кто поручится, что сегодняшний интернациональный антиглобализм завтра не облачится в национально-освободительные одежды, обретя в новых странах ЕС питательную среду для борьбы под знаменем "освобождения от брюссельского ига"? Если, конечно, эти страны еще прежде того не передумают под это "иго" идти (в то время как в 1998 году сторонники интеграции в ЕС той же Польши составляли почти 80 процентов польского населения, к концу 2001 года таких среди поляков осталось лишь 43 процента). Или если не передумает расширяться на восток сам Евросоюз, среди обитателей которого, по некоторым замерам, доля сторонников расширения ЕС в последние 2-3 года устойчиво держится ниже 50 процентов.

Стоит добавить, что роста изоляционистских настроений из-за расширения Евросоюза можно ожидать не только со стороны его будущих новых членов. Случай с польским протестом на порядок субсидирования сельского хозяйства - лишнее напоминание о том, что попытки подтягивать уровень жизни отстающих стран за счет передовых, путем перераспределения доходов из общего бюджета, всегда наталкиваются на естественное нежелание доноров чересчур обильно, в ущерб своим потребителям и производителям, "кормить нахлебников". А такие попытки предприниматься будут, коль скоро новые страны в демократической Еврофедерации (или Евроконфедерации) будут иметь какой-то голос. И если "донорским отказничеством" уже сейчас подпитывают свой сепаратизм фламандские ирредентисты в Бельгии, адепты опереточной "Падании" в Италии и баскские террористы в Испании, то почему подобные настроения должны исчезнуть с расширением реципиентной зоны, когда она будет охватывать не только "ленивых южан" в собственных странах, но и 75-миллионную орду нахлынувших с востока новых европейцев?

Из "титульных наций" - в "европейские меньшинства"

Нельзя исключить и того, что устранение политических границ внутри Европы породит какие-то новые проблемы в социально-культурной сфере, чреватые ухудшением национального самочувствия. Например, проблему значимости "титульных" (пока еще) языков небольших европейских наций, которые из-за малочисленности говорящих на них не имеют никаких шансов стать в объединенной Европе "языками межнационального общения", условно говоря, "государственными языками" Евросоюза. Дело тут не в официальном документообороте, хотя и его перспективы в условиях обязательного перевода всех бумаг на 25 языков безрадостны. Дело в рутинном функционировании общеевропейских институтов: им, как свидетельствует опыт существования всех международных организаций, не обойтись без того, чтобы ограничить круг повседневно используемых языков тремя-четырьмя, от силы пятью самыми массовыми и общеизвестными. А это значит, что все остальные европейские языки, независимо от благих пожеланий и торжественных деклараций, автоматически опустятся на уровень "языков местного значения".

По некоторым оценкам, около 50 миллионов граждан ЕС в его нынешних границах говорят на одном из 50 местных языков, не являющихся в своих странах "общенациональными", и большинство этих людей (за исключением уж самых отчаянных националистов, на которых, собственно, и рассчитаны сепаратистские призывы) с таким положением вполне смирились. Но что будет, когда к ним добавится более чем стомиллионный контингент "новых меньшинств", к этому обидному статусу пока еще не привыкших (т.е. все население будущего Евросоюза за вычетом немцев, англичан, французов и, может быть, итальянцев и испанцев)? Греция, к примеру, так сильно дорожит своей лингвистической идентичностью, что не только отказывается ратифицировать принятую ЕС еще в 1992 году европейскую Хартию местных языков и языков национальных меньшинств, но и вообще отрицает существование последних. Устроит ли горячие головы из числа греческих (а равно и ирландских, голландских и т.д.) национал-патриотов утрата их языками в единой Европе привычной "титульности"? Не случится ли так, что столкнувшись с фактом превращения своего народа из гордой "нации" во второразрядный "этнос", они потребуют восстановить "отнятый евроимперией" национальный суверенитет (потребуют, скорее всего, вопреки мнению своих правительств и большинства своих сограждан, но это значит - подкрепляя свои требования "коктейлем Молотова")?

А каково будет борцам за национальное самоопределение из стран Восточной Европы, от Эстонии до Словении, только-только добывшим этот суверенитет, вдруг обнаружить, что он отдан "брюссельским чиновникам", действующим, как это давно известно всякому ирландцу и греку, под диктовку "европейских грандов" - англо-германо-французских империалистов? Это сейчас кажется, что страшнее русского или сербского Старшего Брата зверя нет. Будет новая жизнь - будут и новые "братья", а с ними и новые обиды, новые поводы для "акций протеста".

И уж совсем нет оснований полагать, что бредящие национальной идеей корсиканцы с бретонцами и ирландцы с шотландцами придут в восторг от повышения статуса их собственных "старших братьев" - французов и англичан. О самочувствии баскских и каталонских националистов в случае, если Испания пробьется в узкий синклит "европейских грандов" (если, к примеру, испанский язык получит статус "общеевропейского") и подумать страшно. Для того, кто обуреваем комплексом ущемленности, имеет значение не сам по себе набор прав и возможностей членов общности, с которой он себя идентифицирует, не абсолютные параметры уровня благосостояния, а место общности в реальной или мнимой иерархии статусов, соотношение уровня жизни "наших" с тем, что кажется имеющим место у "чужих".

Разумеется, подавляющей части европейцев всех национальностей эти страхи и комплексы не коснутся. Как прежде они строили свою жизнь без оглядки на свои и соседние правительства и суверенитеты, легко преодолевая государственные границы в поисках учебы и работы, так и теперь будут делать это. Как прежде общались на английском, немецком и французском в качестве туристов и гастарбайтеров, так и теперь будут общаться, но уже в качестве разноэтничных граждан единой Европы. Однако национал-радикалы в европейских странах, как и во всем мире, никогда и не составляют большинства населения. Чтобы воинствующий национализм стал источником напряженности в обществе и головной болью для государственных мужей, обычно хватает и кучки повредившихся на национальной идее неврастеников, руководимых расчетливыми мерзавцами, для которых несколько процентов сочувствующих сограждан - вполне солидная социальная база.

Надо ли бомбить Рим?

Сделать борцов за национальное самоопределение из числа этнических меньшинств приверженцами Единой Европы могло бы только одно - заступническое вмешательство Брюсселя в их конфронтацию со "старшими братьями", подобное вмешательству ЕС и НАТО в конфликт "младших" общин Югославии со "старшей", сербской. Но вот на это надежды пока нет - по двум причинам.

Во-первых, выступать в роли заступника на чужой территории и на своей - вещи, как всем понятно, очень разные. Не то что бомбить Мадрид и Рим, но и наказывать сколько-нибудь заметными санкциями Испанию и Италию за их нежелание предоставить независимость Стране Басков и Республике Падании, конечно, никто не станет. Учитывая, что почти все самые влиятельные члены ЕС, кроме Германии, имеют у себя дома и самые острые проблемы с сепаратизмом, вряд ли можно ожидать от руководящих органов Евросоюза повышенного сочувствия к сецессионистским проектам в любой точке объединенной Европы.

А во-вторых, и это главное, подавляющее большинство жалоб бунтующих европейских сепаратистов на дискриминацию представляемых ими меньшинств не имеют под собой никаких оснований. Сепаратизм - есть, обиды на дискриминацию - есть, а вот самой дискриминации как проявления несправедливости государств к этническим меньшинствам в сколько-нибудь значительных формах - в нынешних странах Евросоюза нет. Парадоксом это может показаться только тому, кто заранее уверовал в миф о национально-освободительной борьбе как о борьбе за справедливость, как о вынужденном средстве избавления "малых народов" от угнетения и дискриминации со стороны "больших". Когда-то и где-то, возможно, так оно и было, но только не в наши дни и не в либеральной Европе, где практически во всех странах (исключая разве Грецию) в последние десятилетия наблюдается резкий сдвиг в сторону расширения языковой и территориальной автономии существующих этнических меньшинств и региональных сообществ.

Сегодня среди западноевропейских государств с этнически неоднородным населением найти чисто унитарные можно лишь с большим трудом. К давно существующим Германской и Австрийской федерациям (Швейцария не входит и не собирается входить в ЕС) теперь присоединилась не только двуязычная Бельгия, но фактически - и формально унитарная Испания, разделившаяся на 17 автономных областей, каждая со своими парламентами и правительствами и с очень широкими полномочиями в культурно-образовательной, социальной и экономической политике. В Великобритании свои законодательные ассамблеи получили, помимо Ольстера, также Шотландия и Уэльс, что даже позволило Лондону достичь с умеренными ирландскими сепаратистами договоренности (впрочем, вскоре ими дезавуированной) о создании Совета Британских Островов в составе британских и ирландских депутатов и представителей парламентов Ольстера, Уэльса и Шотландии. Даже в традиционно централистской Франции, где в течение двух веков с жандармской прямолинейностью отстаивался тезис "Все граждане Франции - французы!" и где еще недавно была полностью исключена возможность преподавания в государственных школах бретонского, корсиканского, провансальского и других региональных языков и диалектов, в последние годы языковая политика неузнаваемо либерализовалась. А Корсике (правда, из всех исторических областей пока только ей одной, но лиха беда начало) предоставлено немыслимое прежде право избирать собственный парламент.

О трепетном отношении к этническим меньшинствам в скандинавских странах и говорить нечего. Достаточно упомянуть о статусе шведского языка в Финляндии как государственного, равного в правах с финским - притом что шведов в Финляндии чуть более шести процентов (!), об усилиях властей и общественности Швеции, Норвегии и Финляндии в деле охраны языка и культуры саамов, о широчайшей автономии, которой пользуются в составе Дании Гренландия и Фарерские острова. Стоит, впрочем, добавить, что и солнечная Италия, обвиняемая адептами "Паданской государственности" в "римском империализме", давно уже не является унитарным государством в точном смысле этого слова. Пять ее областей, заселенные этническими и субэтническими меньшинствами (островные Сицилия и Сардиния, а также альпийские территории с немецкоязычным, фриульским и франкоязычным населением) имеют далеко выходящий за рамки местного самоуправления автономный статус, позволяющий их властям не только проводить самостоятельную политику в культурной и социальной сфере, но и издавать законодательные акты. На фоне этой реальности политической фарс Лиги Севера с "возрождением" кельтской культуры и символики в воображаемых границах придуманной "Падании" выглядит просто пародией на фантастику Толкиена.

Несомненно, многие начинания в сфере защиты прав этнических меньшинств и расширения автономии региональных сообществ инициированы и отчасти профинансированы общеевропейскими институтами. Кроме упомянутой Хартии о местных языках можно добавить в этой связи и Хартию о местном самоуправлении, а также деятельность Европейского бюро по проблемам редких языков, занимающегося активным продвижением языков этнических меньшинств (с помощью программ "Евромозаика" и "Еврошкола", программы издания словарей редких языков и др.). Но сказать, что вклад общеевропейских институтов в дело развития "малых" народов и культур является решающим, было бы большим преувеличением. Так, на все вышеназванные программы Евросоюзом за двадцать лет, начиная с 1981 года, было истрачено чуть больше 30 миллионов евро - сумма, в общем, ничтожная. Основная часть работы по деунитаризации европейских стран осуществляется на уровне самих стран, в тех формах и масштабах, какие они считают для себя приемлемыми. И в целом эти масштабы вполне достаточны для того, чтобы счесть необоснованными почти все обвинения в невнимании национальных властей "действительных членов" ЕС к проблемам культурно-языковых меньшинств.

Восточноевропейская идиллия

Несколько иная картина - в государствах, числящихся кандидатами на вступление в ЕС. Прежде всего это касается балтийских стран - Эстонии, треть населения которой представлена неэстонцами (в основном русскими), и Латвии, с ее сорока процентами русскоязычного населения. Говорить о том, что власти этих двух стран проявляют большую активность в деле удовлетворения социальных и культурных нужд этнических меньшинств, не приходится. Проблемы там куда серьезнее.

Примененная латвийскими и эстонскими законодателями новация в деле решения национального вопроса сводится к тому, что большей части постоянно проживающего русскоязычного населения под предлогом его "имперского происхождения" отказано в праве на получение гражданства. В результате четверть всех жителей Латвии и 15 процентов жителей Эстонии (среди которых, само собой, нет представителей "титульных" наций) вынуждены довольствоваться статусом "неграждан", влекущим за собой разнообразные поражения в правах в экономической и социальной сферах. Поражения, выходящие далеко за рамки банального запрета на профессии - от дискриминации по льготному налогообложению (в Латвии) до запрета приобретать и хранить дома охотничьи ружья (в Эстонии).

И уж тем более речи нет о том, чтобы предоставить территориальную автономию северо-восточному региону Эстонии в районе Нарвы, где русские составляют подавляющее большинство жителей. Никакой Ван Дер Стул о таком разгуле либерализма даже не заикается. Так что, вроде бы, есть все предпосылки для развертывания "мощного национально-освободительного движения", направленного и против местного, и против общеевропейского "империализма". Но - ничего подобного, как раз в этих странах никакого такого движения не наблюдается, если не считать вполне безвредных маргинальных кружков реваншистско-советского толка.

Как не наблюдается роста сепаратистских или хотя бы автономистских настроений и в некоторых других готовящихся войти в ЕС восточноевропейских странах, где также не все гладко с меньшинствами. Например, в Словакии, чье венгерское меньшинство, составляющее более десяти процентов населения страны, тщетно протестовало в 1999 году против принятия закона об использовании языков национальных меньшинств. Депутаты от венгерской партии в словацком парламенте настаивали на том, чтобы закон разрешил использовать языки нацменьшинств в контактах с органами власти в тех муниципалитетах, где меньшинства составляют не менее 10 процентов от общей численности населения. Увы - прошла норма в 20 процентов, не помогло и заступничество властей родной Венгрии. Европейские представители сочли новый закон вполне либеральным и для Европы приемлемым.

Несмотря на это, словацкие венгры, живущие в этой стране очень компактно, в Житном районе вдоль границы с Венгрией, и не думают требовать территориальной автономии (как это делают самые умеренные националисты во Франции и Испании) и тем более права на "воссоединение с соотечественниками" в соответствующим образом расширенных границах исторической родины, на чем так настаивают и за что так отчаянно "борются" их северо-ирландские товарищи по несчастью. И это лишнее подтверждение той мысли, что радикальный национализм и сепаратизм рождаются не столько на почве реальной дискриминации, сколько вследствие некоторых специфических особенностей общественных умонастроений, о чем речь впереди.

Из всех стран "первой волны" ожидаемого расширения Евросоюза только на Кипре еще сохраняется угроза эскалации межэтнической напряженности. Но возобновившийся диалог президента Клиридиса с главой "Турецкой республики Кипр" Денкташем делает маловероятными новые вспышки вооруженного конфликта между греческой и турецкой общинами. К тому же Кипр - это настолько дальняя периферия Евросоюза (географически даже не являющаяся частью Европы), что никакие катаклизмы на его территории поколебать стабильность ЕС не смогут.

Что же касается балканских стран, то никому из них, кроме тихой и гомоэтничной Словении, "иго европейской империи" в обозримом будущем не светит. И не в последнюю очередь именно из-за отсутствия гарантий сохранения межнационального мира. До тех пор, пока не будут демонтированы военно-политические и криминально-финансовые структуры албанского сепаратизма и найдено удовлетворительное для сербского общества решение проблемы реинтеграции Косово в Сербию, вероятность новых взрывов воинствующего национализма в этом регионе, несмотря на сдерживающее натовское присутствие, остается. Хотя прежнего размаха, конечно, уже не будет.

Истоки и разливы

Таким образом, если где-то в мире национальный вопрос и решен, то это - Западная Европа. И тем не менее, на территории западноевропейских государств сохраняются как минимум три очага сепаратизма в его самой острой, террористической форме - баскский в Испании (за последние 30 лет "освободительной борьбы" - около 800 убитых), ольстерский в Великобритании (более 2000 погибших) и корсиканский во Франции (по официальным данным - около 3000 жертв).

Помимо этих очагов терроризма есть и другие, не столь значительные: каталонский и галисийский в Испании, бретонский во Франции. Организованные их активистами теракты в последние годы были маломощными, не сопоставимыми по размаху с терроризмом "первой тройки". Но примечательно, что если терроризм каталонских и галисийских сепаратистов в постфранкистской Испании практически сошел на нет, то бретонский терроризм, наоборот, неожиданно возродился - несмотря на существенную либерализацию языковой политики французских властей.

Чем объяснить такую живучесть "национально-освободительной борьбы", ее нечувствительность к объективным условиям, казалось бы, исключающим возможность ее сохранения? Без ответа на этот вопрос невозможно предсказать ее судьбу в будущей интегрированной Европе. А ответ, по-видимому, заключается в том, что истоки терроризма зарождаются не столько в общественном бытии, сколько в общественном сознании. Национальные движения радикализируются в основном там и тогда, где и когда становятся популярными в обществе фундаменталистские идеи.

Все национально окрашенные террористические движения в современном мире начинают с сугубо локальных притязаний - провозглашение независимости какой-то территории либо ее передача другому государству. Но по мере того как эти притязания наталкиваются на сопротивление властей и на неготовность "освобождаемого" населения ложиться на баррикады, меняются не только методы реализации сепаратистского проекта (они становятся демонстративно жестокими, собственно террористическими), но и цели. Доминантной установкой становится уже не "борьба за" (права, ресурсы, территорию и т.п.), а "борьба против" - против "Империи" как абсолютного социального зла со всеми положенными ему атрибутами (политическое угнетение, экономическая эксплуатация, этническая дискриминация). Растворение реальных конфликтогенных оппозиций "этнос - нация", "провинция - столица", "маргинальность - истеблишмент", "бедность - богатство" и др. в универсальном мифе о великом противостоянии "народа" и "империи" избавляет сепаратистов от необходимости аргументировать оправданность своих замыслов. Наличие "надменной империи", одними своими размерами подавляющей и унижающей "маленькие, но свободолюбивые народы" - само по себе достаточный аргумент, обладающий несомненной эстетической убедительностью. И эта убедительность тем сильнее, чем обширнее и мощнее ("надменнее") империя. Отсюда - неудержимая склонность современных сепаратистов к глобализации антиимперского мифа, а тем самым и к фундаментализации идей, вдохновляющих на "антиимпериалистическую борьбу".

Империи были везде, но антиимперский миф - продукт европейского сознания. И пионеры тут - марксисты, для которых национально-освободительная борьба поначалу была лишь частным и второстепенным аспектом всемирной классовой борьбы против капитализма, достигшего в лице "империализма", кто помнит, своей "высшей и последней стадии". Но во второй половине ХХ века, по мере распада европоцентристских империй антиколониальная струя в марксистском революционаризме стала доминирующей, а сам марксизм, подвергнутый маоистской и геваристской коррекции, трансформировался в фундаменталистскую идеологическую базу всех "антиимпериалистических" движений, включая национал-сепаратистские. Вооруженное противостояние "империализму" как вселенскому злу, исходящему от сговорившихся буржуазных правительств и антинародных транснациональных монополий, стало восприниматься революционной публикой в качестве необходимого условия обретения любых локальных свобод.

Так до середины 80-х годов (когда на передний край борьбы с "мировой империей" выдвинулся исламский фундаментализм) обстояло дело во всем мире, от Латинской Америки до Ближнего Востока, от Испании до Филиппин. И вовсе не случайно на один и тот же период, на конец 60-х годов, приходится начало всплеска обеих главных струй европейского терроризма нашего времени - ультралевой ("чисто марксистской") и сепаратистской ("национально-освободительной"). Хотя баскский и ирландский сепаратизм имеют давние корни и внешне сохраняют локальную мотивацию, они вряд ли могут быть поняты как чисто этнические (и уж тем более социально-экономические) феномены. Обе эти составляющие национально-освободительной струи европейского терроризма так или иначе обязаны своим разливом могучему источнику Единственно Верного Учения.

Терроризм национальный и интернациональный

Одна из самых жестоких на сегодня террористических группировок в Европе - организация баскских радикалов-сепаратистов ЭТА (Euskadi Ta Askatasuna - "Баскония и свобода") - была создана еще в 50-х годах. Однако ее деятельность обрела свой фирменный ужасающий размах только после 1966 года, когда от сравнительно умеренного, чисто националистического крыла ЭТА-V откололась радикальная ветвь ЭТА-VI, принявшая программу "Puntos basicos" ("Основополагающие позиции"). В этом вполне марксистском документе был открыто провозглашен курс на социалистическую революцию, совершить которую должен, естественно, рабочий класс.

Это обстоятельство можно было бы объяснить чисто историческими причинами: ЭТА сформировалась и выросла в годы франкистской диктатуры, под флагом борьбы против действительно практиковавшейся тогда этнической дискриминации басков, а в 50-х и 60-х годах все, кто выступали против правых, автоматически встраивались в шеренги левых. Но Франко уже четверть века пребывает в лучшем мире, в Испании прочно утвердилась демократия, унитарное государство фактически федерализовалось, разделившись на несколько автономных сообществ, включая Басконию, в пределах которой баскское население в качестве "титульной нации" пользуется чрезвычайно широкими правами. И в культурно-языковой сфере (Баскония имеет собственную, во многих отношениях привилегированную систему образования на баскском языке, который, как и испанский - кастильский - язык, обладает там статусом официального), и в административно-политической (область управляется собственным парламентом и правительством, имеет свою полицию), и в социально-экономической (своя система социального обеспечения и здравоохранения, финансируемая из собственного бюджета, куда поступают все сто процентов собираемых в Басконии налогов - такого нет ни в какой другой области Испании). И сегодня индустриально развитая Баскония - один из самых процветающих регионов Испании, где душевые доходы населения примерно вдвое выше, чем в среднем по стране.

Словом, говорить, что Баскония-Эускади угнетается "испанской империей", можно только в состоянии аффекта. Между тем именно в таких терминах формулируют этаристы свое видение ситуации. И удивляться этому глупо: ЭТА как была, так и осталась марксистской организацией, что и помогает ей оправдывать в своих и чужих глазах продолжение "национально-освободительной борьбы". Только теперь ЭТА воюет уже не против "имперско-фашистского" режима, а против режима "имперско-буржуазного". Для политических маргиналов, не имеющих шансов заручиться сколько-нибудь значительной поддержкой даже своих земляков (на последних выборах в парламент автономии в мае 2001 года политическое крыло этаристов - партия "Euskal Herritarrok" - получила всего 7 мест из 75), отчаянный революционаризм, замешенный на фундаментализме марксистского толка - это, конечно, выход.

В этом плане интересно сравнить ЭТА с другой знаменитой испанской террористической организацией - ГРАПО (Группа патриотического антифашистского сопротивления 1 октября). Ее не относят к разряду сепаратистских, зачисляя по ведомству "чисто марксистских". Это правильно, однако примечателен тот факт, что сформировалась она тоже по этническому признаку, только не баскскому, а галисийскому: ее ядро с самого начала составили члены "Организации марксистов-ленинцев Галисии", среди галисийцев ГРАПО всегда имела и наибольшее число сторонников. Галисия - историческая область на северо-западе Испании, которая так же, как и Страна Басков, была в свое время инкорпорирована в состав Испанского государства, а сегодня пользуется такой же автономией. Но надо заметить, что Галисия - куда более отсталая и бедная область, чем Баскония, и у ее радикальных патриотов, казалось бы, больше поводов требовать независимости. Однако же сепаратистские мотивы в лозунгах ГРАПО отсутствуют, а имеющаяся в Галисии террористическая группировка именно сепаратистского толка - Вооруженная группа Галисии - пользуется совсем уж ничтожной поддержкой местного населения. В чем тут дело?

Видимо, в том, что возникшая сравнительно поздно, в середине 70-х годов, когда вся Центральная и Южная Европа уже была подожжена "красными армиями", "красными бригадами" и прочими "революционными ячейками", ГРАПО, в отличие от исповедовавшей ортодоксальный марксизм ЭТА, с самого начала вооружилась более революционным вариантом великого учения - маоизмом. К чему мелочиться с локальными национально-освободительными проектами, когда на повестке дня - всемирная антиколониальная, антиимпериалистическая революция! Поэтому со временем террористическая активность грапистов все явственнее стала переключаться с революционной борьбы против своего, испанского "буржуазно-фашистского режима" на диверсии против расположенных в стране объектов США и НАТО, в наибольшей мере олицетворяющих всемирное угнетение народов. И потому же ГРАПО, никогда не одобрявшая ("в принципе") баскский, галисийский и каталонский сепаратизм, не отказывалась поддерживать рабочие контакты с наиболее радикальными, именно террористическими отрядами сепаратистов. Объяснение такой непоследовательности по-своему логично - "У нас общий враг!". Учитывая, что еще более тесная дружба связывала ГРАПО с французским "Прямым действием" и с итальянскими "Красными бригадами", легко догадаться, что под врагом здесь имеется в виду не какой-то там испанский, а весь "атлантический" империализм.

Сегодня ГРАПО мотивирует свои теракты не только ненавистью к "буржуазным соглашателям" в испанском правительстве и в испанских партиях, но и "солидарностью с борьбой иракского народа", пытается активно позиционировать себя в движении антиглобалистов. А ЭТА, как недавно выяснилось, вдобавок к рутинному обмену опытом с ольстерскими террористами-католиками и латиноамериканскими террористами-марксистами, наладила сотрудничество с самым передовым на сегодняшний день отрядом всемирного антиимпериалистического фронта - с исламистами бен Ладена. Спонсорскими же услугами прежних, социалистических знаменосцев антиимпериализма в третьем мире - Каддафи и Кастро - и ЭТА, и ГРАПО широко пользовались и раньше.

Фундаментализм новый и старый

Фундаментализм членов Ирландской республиканской армии (ИРА) и ее особо "отмороженного" крыла - Временной Ирландской республиканской армии (Provisional IRA - ПИРА), чьи действия отличаются воистину фанатичными упорством и жестокостью, ни у кого не вызывает сомнения. Вопрос лишь в том, какой природы этот фундаментализм. Вряд ли его можно назвать религиозным, хотя формально все дело упирается в межконфессиональное противостояние: ирландцы-католики не желают отдавать Ольстер ирландцам-протестантам, составляющим большинство населения этой территории. В действительности же, конечно, сепаратистский и ирредентистский пафос ИРА движим давней англо-ирландской враждой. Борьба за присоединение оставшихся в составе Великобритании шести северо-восточных графств острова к Ирландской Республике рассматривается боевиками ИРА как доведение до конца многовековой борьбы ирландского народа за независимость от своего вечного Старшего Брата - Британской империи.

После обретения Ирландской Республикой независимости и особенно после Второй мировой войны (когда ИРА фактически выступила на стороне Германии и попыталась "освободить" Ольстер, воспользовавшись военными трудностями Англии) этот антиимперский пафос сник и к концу 50-х годов сошел на нет. А десятилетие спустя вдруг вновь возродился - в полном соответствии с духом времени, на волне захлестнувших Европу леворадикальных революционных настроений. Правда, созданная в этот момент ПИРА объявлять себя марксистской организацией не стала, а вот образованная чуть позже другая дочерняя организация ИРА - Ирландская национально-освободительная армия (ИНОА) оказалась более продвинутой, провозгласив своей целью создание на всей территории Ирландии "марксистско-ленинского революционного государства". В 80-е годы ПИРА открыто сотрудничала с ИНОА, а если в последнее время и стала открещиваться от этого сотрудничества, то только под давлением своего спонсора - ирландской диаспоры в США.

Контакты же с зарубежными революционерами все ветви ИРА не прекращали никогда. Среди партнеров и подельников ирландских политических бандитов - и вездесущий Каддафи, поставщик оружия чуть ли не всем левым террористам в мире, и немецкие Революционные ячейки, специализирующиеся на антинатовских и антиамериканских диверсиях, и все та же ЭТА, и, наконец, Организация освобождения Палестины, откуда в Ирландию на протяжении уже тридцати лет почти бесперебойно идут караваны со стволами и взрывчаткой.

Все это говорит о том, что ирландский "религиозный" сепаратизм, как и баскский "националистический", превратились к концу ХХ века в боевые отряды даже не общеевропейского, а общепланетарного террористического воинства, спаянного общей ненавистью к общему врагу - современному правовому миропорядку, на революционном жаргоне именуемому "мировым империализмом". Сепаратистам в этом воинстве не одиноко. Слева их подпирают марксистские революционеры, позиционирующие себя как "пятая колонна третьего мира в метрополии" (среди них - остатки немецкой "Фракции Красной Армии" и итальянских "Красных Бригад", а также неуязвимая греческая "Революционная организация 17 ноября"). Справа - революционные исламисты, отнюдь не пренебрегающие работой в логове Шайтана, не только агитационной (от вербовки боевиков в исламских центрах Лондона и Парижа до разъяснительной работы с парламентариями ПАСЕ), но и технической (теракты 11 сентября, как известно, отчасти готовились в Гамбурге).

Этим и определяется общая почти всем современным террористам фундаменталистская идеология - не религиозная, не националистическая и не ортодоксально-марксистская, а именно что "антиимперская", с антиатлантическим и антибуржуазным уклоном. Или, пользуясь новейшим сленгом - "антиглобалистская". Сегодня много умов, в том числе в Европе, бьются над ее теоретической разработкой, в то время как практики приучают общественное мнение к неизбежности уступок исповедующим ее с бомбой в руках борцам за национальное самоопределение.
Усмотреть какие-то практические различия между "католической" ПИРА и "марксистско-ленинской" ИНОА, между "националистической" ЭТА и "интернационалистической" ГРАПО невозможно. Уж если специалисты из ЭТА не ленятся ехать аж в Чили - инструктировать герильерос из "Левого революционного движения", то ясно, что сам по себе сепаратизм для них давно уже не более чем дань традиции. То же самое, в принципе, можно сказать и о ПИРА, с завидной регулярностью срывающей все попытки достичь с Лондоном мирного соглашения на основе предоставления католической общине Ольстера всех мыслимых возможностей участвовать в управлении этой территорией и поддерживать политические (не говоря уж о прочих) контакты с Ирландской Республикой.

Все это для сепаратистов-глобалистов не главное. Главное - "дать бой империализму", любым способом, в любой точке и любой ценой. Понимание этого должно бы несколько отрезвить тех, кто думает, что стирание границ внутри Европы само по себе способно сбить накал сепаратистского и всякого иного терроризма и принести европейским народам мир и безопасность.

Пожалуй, единственное террористическое движение в сегодняшней Европе, которое не желает вливаться в мейнстрим "нового фундаментализма" - это корсиканское. Хотя рост сторонников независимости острова с 3-5 процентов в конце 60-х годов до 33-36 процентов в конце 90-х, несомненно, также связан с общими революционно-освободительными веяниями, здесь все сложнее. Ни для кого не секрет, что основные сепаратистско-террористические организации острова, включая самую опасную - образованный в середине 70-х годов Национальный фронт освобождения Корсики (ФНОК), вместе с его еще более радикальными "отростками" ("Историческим Каналом" и "Фронтом-Рибеллу") - являются весьма мафиозными структурами. Влияние мафии - это для Корсики такая же укорененная в национальном бытии и сознании культурно-историческая специфика, как и для Сицилии. Но в отличие от сицилийской, корсиканская мафия всегда была оппозиционной к центральным властям, традиционно поддерживала антифранцузских повстанцев. И потому мерить корсиканский терроризм современным идеологическим аршином бессмысленно.

Впрочем, ренессанс ваххабизма в исламском мире показывает, что новый, "просвещенный" фундаментализм ультралевого толка совсем неплохо уживается с фундаментализмом архаичным, религиозным, что в итоге и дало потрясшую весь мир 11 сентября гремучую смесь. Против этой напасти лекарств пока не придумано, и Корсика тому косвенное подтверждение: чем больше уступок делается правительством Франции корсиканским националистам, тем настойчивее они требуют полной независимости. И тем активнее подкрепляют свои требования пулей и бомбой. Будет ли Франция отдельным государством или станет органической частью Единой Европы - для них значения не имеет.

Источник: Космополис

Rambler's Top100 copyright©2003-2008 Игорь Денисов