В Канкуне (Мексика) c 10 по 14 сентября проходит Пятая Министерская конференция стран-членов Всемирной торговой организации (ВТО). Когда-то, совсем в недалеком прошлом предполагалось, что именно на этой встрече состоится эпохальное вступление России в лоно одной из крупнейших международных институций, конкурирующей за любовь и ненависть международной общественности разве что только с Международным валютным фондом. На совещании с представителями перерабатывающей промышленности, проходившем в Кремле 13 августа, была озвучена, однако, новая дата предполагаемого присоединения России к ВТО - 2006 год. На том же совещании прозвучали слова - видимо, как объяснение отсрочки знаменательного приобщения, - что процедура принятия России превратилась в настоящую "торговую войну". Но стоит ли расстраиваться, что наши партнеры по переговорам "наказали" российскую делегацию за несговорчивость и нежелание поступиться национальными интересами? Нужна ли России еще одна "торговая война"? Чем обосновывает, например, Герман Греф свою настойчивость, что "присоединение к ВТО - ключевая задача на ближайшие два года."?1 Почему членство в этой международной организации правительство делает своей стратегической задачей?
Вряд ли кто-то может дать исчерпывающий ответ на эти вопросы, в том числе, не дадут их и те, кому по сану положено. Прискорбно, что публичные дискуссии о вступлении России в ВТО с самого начала протекают скорее в идеологическом измерении. Все тот же Герман Греф в интервью, данном "Ведомостям" 21 августа прошлого года, обосновывал необходимость присоединения не с калькулятором, как можно было бы ожидать от экономиста и прагматика, но с некоторым политическим нажимом, квалифицировав противников и сторонников ВТО как соответственно "плохих" и "хороших": "Крупный бизнес в вопросе присоединения к ВТО сейчас разделился. Одни - за вступление в ВТО, потому что им нужны стабильные правила игры, стабильные налоговые условия, нужна нормально работающая судебная и правоохранительная система. Другим еще нужен период нестабильности для передела собственности". Трудно понять, почему вступление в ВТО усовершенствует судебную систему или прекратит передел собственности, но совершенно ясно, что в результате политических торгов с ВТО одни сектора промышленности выиграют, а другие проиграют. Кроме того, столь общая постановка вопроса - "за" или "против" ВТО - неизменно напоминает, что все мы, вкушающие и вещающие, еще не выросли из коротких штанишек.
Недавно было опубликовано исследование Эндрю Роуза, известного экономиста из Калифорнийского университета, которое я бы назвал сенсационным. В первый раз было проведено столь подробное эконометрическое исследование о том, насколько членство в ВТО расширяет коммерческие возможности страны и влияет на состояние международной торговли. Сенсационным его можно назвать также и по результатам: обнаруживается, что присоединение к ВТО либо не оказывает никакого, либо имеет слегка негативное влияние на коммерческие связи стран участниц. Сам Роуз был слегка обескуражен результатами собственного комплексного исследования: "Ни один разумный человек не считает, что членство в ГАТТ2 или ВТО фактически сокращает [объемы] торговли, поэтому я предпочитаю интерпретировать отрицательные коэффициенты скорее как загадку, а не обвинительное заключение". Обычно страна за пять лет до вступления в ВТО имела коэффициент открытости3, равный 73,1 процента. Через пять лет после вступления средний показатель открытости для страны уменьшался до 70,4 процента. Аналогичным образом ухудшались показатели и в области тарифов: они обычно повышались с 12,5 процента до 13,1.
Эконометрические замеры Роуза отличаются многосторонностью и разнообразием принятых во внимание параметров, которых насчитывается ровно 64. Чтобы оценить воздействие многосторонних торговых соглашений на международную торговлю, Роуз использовал так называемую модель "гравитации", то есть "естественного" притяжения, которое устанавливается между странами ввиду общности границ, культурной близости, общей истории, колониального прошлого (была ли страна колонизирована другой, дата обретения независимости и пр.), принадлежности к региональным торговым или валютным союзам. Сравнение этих "естественных" факторов международной торговли с "искусственными", которые обеспечиваются в рамках института ВТО, показало, что именно первая группа влияет на масштабы и качество экономических связей в большей степени. Именно они почти на две трети определяют размеры и направление торговых потоков.4
За пределами исследования остался вопрос о том, какое влияние оказало членство в ВТО на экспортно-импортную структуру отдельных стран, а также на состояние конкретных секторов промышленного производства. Но Роуз сформулировал некоторые предварительные оценки и на этот счет: многосторонняя торговая система ВТО оказывает скорее негативное влияние на такие секторы, как сельское хозяйство и текстильная промышленность. Видимо, столь же отрицательное воздействие испытывает и сфера услуг.
Самым интересным вопросом остается следующий: "Почему ГАТТ/ВТО не оказывает какого-либо значительного влияния на торговлю?". Роуз и его оставил вне своего исследования: "У меня лично нет ответа на этот вопрос". Тем не менее, некоторые выводы, в том числе имеющие политические следствия, можно сделать, не погрешив против духа нейтральности эконометрических выкладок. Главный вывод можно сформулировать в совершенно общей форме: ВТО, призванная способствовать либерализации внешней торговли, выполняет скорее противоположную функцию.
Генетически учреждению ВТО предшествовало Генеральное Соглашение по Тарифам и Торговле. Количество стран - членов ГАТТ/ВТО выросло с 23 до 145, то есть из ограниченного клуба избранных организация превратилась в полноценный международный институт. Очевидно, что "клуб" стремился оградить собственных членов от негативных влияний глобальных экономических и политических тенденций, а также предоставлял институциональную возможность организации солидарных усилий. Когда клуб превратился почти во всемирную ассоциацию широкого представительства, естественно, что он стал просто площадкой, которая институциализировала иерархию глобальной системы хозяйства, то есть политические и экономические дифференциалы Севера и Юга, силы и слабости. Экспортные цены фактически устанавливаются крупными экспортерами с большим экономическим потенциалом. Классический пример: США, как самый крупный экспортер продукции сельского хозяйства, может с легкостью понизить цены на мировом рынке, поскольку собственный производитель надежно защищен от потерь крупными федеральными субсидиями. Столь же протекционистская политика в рамках ВТО демонстрируется и Европейским Сообществом: на недавние протесты со стороны 20 развивающихся стран, зависимых от экспорта сельхозпродукции, Европейская Комиссия ответили беспощадной атакой, обвинив эти страны в "дешёвой пропаганде".
Когда солидарность между ЕС и США была сильна, ВТО рассматривалась обеими сторонами как эффективный институт "свободной торговли". Теперь же, когда трансатлантический союз переживает серьезные испытания, США пытаются переориентироваться с системы многосторонней торговли в рамках ВТО на установление двусторонних связей с отдельными странами. Соглашения о свободной торговле вне ВТО США уже заключили с Сингапуром и Чили. Ведутся аналогичные переговоры с Бахрейном, Марокко, Австрией, Австралией и другими кандидатами на исключительные коммерческие отношения с США.
Экономика, простите за парафраз, есть продолжение политики другими средствами, а потому на функционировании ВТО сказываются политические столкновения и кризисы новейшей истории. А там, где доминирует политика, не следует видеть того, чего нет, то есть механизмов "свободного рынка". Какими экономическими подсчетами и политическим расчетом руководствуется российское правительство, которое видит в присоединении страны к ВТО стратегическую цель, непонятно: совсем не очевидно, что оно сулит нашей стране, в структуре экспорта которой преобладает нефть (ведь для нее не надо искать рынков сбыта); неясно, каких жертв и от каких отраслей потребует присоединение, насколько пострадают отрасли, ориентированные на внутреннее потребление; наконец, какой возможный ущерб грозит от вступления России ее соседям, то есть отношениям с "естественными" и традиционными партнерами. Ведь и на эти отношения ВТО потребует наложить искусственные институциональные ограничения. Когда правительственный расчет не представлен в публичной дискуссии должным образом, естественно, что продавливание России в ВТО может выглядеть либо как лоббирование интересов определенных промышленных групп, либо как плод причудливого синтеза технократических иллюзий и совершенно интуитивной веры в институты так называемого "свободного рынка".
1 Выступление на седьмом Петербургском международном экономическом форуме, 18 июня 2003 г.
2 Генеральное Соглашение по Тарифам и Торговле.
3 Коэффициент открытости исчисляется как отношение суммы импорта и экспорта к ВВП.
4 Другим элементом исследования было сравнение эффективности и влияния на международную коммерцию деятельности в рамках ВТО и ОСП (Обобщенной системы предпочтений). На второй конференции ЮНКТАД (Конференция ООН по торговле и развитию) в 1968 году было принято решение о создании так называемой Обобщенной системы предпочтений, с целью организации обобщенной, недискриминационной системы торговли, которая помогала бы наименее развитым странам увеличить их экспортные доходы, стимулировать индустриализацию и повысить темпы экономического роста. Именно участие в ОСП оказывало наибольший стимулирующий эффект на состояние международной торговли: объемы увеличивались на 136 процентов.