Вот он - образец поразительного плюрализма, не подрывающего эффективность управления государства в целом: нет в Соединенном Королевстве единого, обязательного для всех, универсального способа выбора "слуг народа". Отдельные субъекты государства и структуры представительной власти на местах применяют различные методы выявления народных чаяний, выражаемых в не утратившей злободневности реплике пушкинского персонажа из "Бориса Годунова": "О Боже, кто будет нами править?" В ходу и дополнительный набор не из числа списочных кандидатов, а от наиболее популярных в тот момент и в той местности политических партий (подробности - ниже). Это и список с указанием предпочтений голосующего в порядке убывания. Это и действующая на всеобщих выборах в национальный парламент "система простого большинства" (First-Past-the-Post).
Прежде чем детально представить достоинства и недостатки этих выборных технологий, стоит широкими мазками нарисовать общую картину. Итак, в нижнюю палату, Палату общин, делегируют 659 "лучших сыновей и дочерей" нации. На каждого из них в среднем приходится по 65 тысяч избирателей. Принять участие во всенародном волеизъявлении имеют право все подданные Ее Величества, достигшие 18 лет и должным образом зарегистрированные, если только они не коротают дни за тюремной решеткой и не признаны умалишенными.
В принципе никакого насилия - не хочешь, не утруждай себя походом к урне, это вам не Бельгия, где абсентеизм наказывается денежным штрафом. Но британцы в своей массе отличаются законопослушанием и тем, что в советские времена называли "активной жизненной позицией" - в среднем 75 процентов электората неизменно берет в руки избирательный бюллетень, чтобы засунуть его в нужную щель (статистика утверждает, что всего на 8 процентов снизилась посещаемость с первых послевоенных лет).
Процедура бесхитростна, как начинка лукового пирога: есть 659 округов - и столько же мандатов, который получает кандидат от политической партии, собравший в округе больше голосов "за", чем его конкуренты. Акцентирую: для победы достаточно простого большинства, а скажем, не 50 процентов плюс один голос. Партия, сумевшая провести в высший законодательный орган наибольшее число своих выдвиженцев, получает право сформировать правительство и называться правящей.
Адвокаты системы "победитель получает все" приводят следующие аргументы в ее пользу. Такая система простого большинства понятна всем, даже фокстерьеру (у которого, по словам Джерома Клапки Джерома, "врожденная греховность на порядок выше, чем у других пород собак"). Система редко допускает ситуацию "подвешенного парламента" - это когда ни одна сторона не получает однозначного перевеса сил и нуждается в коалиции; обычно всегда есть фаворит, добивающийся неоспоримого успеха и формирующий однопартийное правительство, а это позволяет проводить или мягко продавливать предлагаемые законопроекты, основанные на предвыборной платформе. Наконец, возникает жесткая сцепка между депутатом и избирателями, способными в любой момент взять своего полпреда за лацкан или за грудки и призвать к ответу за невыполненные обещания.
Есть и не менее заметная слабина, расписанная с пристрастием теми, кто в сегодняшней Британии велеречиво и убедительно доказывает: так дальше жить нельзя. Спросим: почему? Начнем с того, повышают голос критики, что с мнением граждан, не сумевших вознести своего избранника на скамьи в Вестминстерском дворце, никто не считается. Возьмем пример графства Дарэм, где тех, кто поддерживает консерваторов, явное и притом неизменное меньшинство - и они никогда не смогут продвинуть "своего" в депутаты парламента. Равно как и у поборников лейбористов нет шансов переиграть кандидата от тори в графстве Саррей, цитадели здорового, а подчас и нездорового консерватизма. Показательный пример: в 1987 году за тори, возглавляемых горделиво находившейся на коне "железной леди" Маргарет Тэтчер, проголосовали 42 процента всех избирателей, но их доля в Палате общин составила все 57,7 процента. В то время как третья по значимости партия либеральных демократов, за которую высказалось 23 процента граждан, получила представительство в нижней палате, выражаемое всего 3,4 процента.
Потом маятник качнулся в обратном направлении: десять лет спустя, в 1997 году, лейбористы Тони Блэра заручились симпатией 44 процентов избирателей, но при этом они на законных основаниях распределили между собой 63,6 процента всех парламентских мандатов. Что же получается? Для того чтобы "ударной возгонкой" катапультировать на вестминстерский Олимп своего человека, лейбористам понадобилось оплатить для него или нее входной билет 32 376 бюллетенями своих сторонников, в том время как за каждого депутата от либеральных демократов потребовалось подать 113 826 голосов.
Зато "либдемы" отыгрались в Шотландии: они выкроили себе 13 процентов от общего числа поданных голосов и обеспечили такую же долю депутатских мест, а вот тори, переигравшие эту "третью силу" (им досталось 18 процентов), и вовсе не получили там ни одного мандата.
Весь секрет в том, как проведены границы избирательных округов, что создает "места компактного проживания" единомышленников. Скажем, прежде, если вы довольствовались житьем-бытьем в муниципальном казенном доме, а значит, платили по льготным расценкам государству, то на выборах, скорее всего, отдавали предпочтение сторонникам "английского социализма" - лейбористам.
А если обитали в собственном особняке, что предполагает иной уровень доходов и иное качество жизни, то ваши избранники, по обыкновению, были приверженцами идеологии социального дарвинизма, мол, выживает сильнейший, и числились функционерами консервативной партии. После мощнейшей перетряски-перестройки, проведенной М. Тэтчер, после чего резко увеличилось число частных домовладельцев, а также после синтетической философии "третьего пути" лейбориста Тони Блэра, позаимствовавшего многие лозунги у своих оппонентов, ситуация изменилась. Хотя графство Саррей, оплот состоятельных людей старой формации, по-прежнему тяготеет к заметно идейно поиздержавшимся тори. Пока.
Остальная Британия, заметим, меняется. Неторопливо, обстоятельно, без революционной визгливости, но меняется. И этому способствует параллельное сосуществование нескольких моделей выборов. Так, у избирателя, делегирующего своего представителя в парламент Шотландии, в Национальную ассамблею Уэльса или в законодательное собрание Лондона, есть право выбрать не только депутата от округа (по системе простого большинства), но и указать, какая политическая партия вызывает у него наибольшее доверие. В результате та или иная партия получает возможность численно увеличить свою фракцию за счет "допнабора". Бывает, такую схему критикуют за то, что она порождает депутатов разного (первого и второго) сорта. Впрочем, это многих не смущает - так выбирают и в Германии, и в Новой Зеландии.
Не менее, если не более, привлекательна система, при которой устанавливаются предпочтения голосующего в порядке убывания. В список обычно вносится от пяти до шести фамилий претендентов на роль "слуги народа", все они имеют разный политический окрас, разную партийную принадлежность. Избиратель расставляет их в иерархической последовательности, указывая, кого он хотел бы видеть в законодательном органе в первую, вторую, третью очередь и так далее. Все очень демократично: можно довериться не обязательно ставленнику той партии, которую обычно поддерживаешь, но и "чужаку", если его или ее программа действия и в целом убеждения вдруг оказались созвучны твоим собственным. Такое "мягкое рейтинговое голосование" принято на выборах в Североирландскую ассамблею, внутри англиканской церкви, в тред-юнионах, а также в Ирландской республике, на Мальте и в Австралии (в одной из версий). А начиная с 2007 года, по решению шотландского парламента от 23 июня этого года, по столь прогрессивной методе будут проходить местные выборы в этой стране озер, овец, волынки и нагорий.
С учетом очевидных упущений "системы простого большинства" и позитивной популярности альтернативных моделей выборов в обществе накопился пока еще не взрывной, но боевой реформаторский потенциал. Тому порукою опрос "О состоянии страны", проведенный в начале 2004 года Фондом реформ Джозефа Раунтри, выявивший высокую степень как политической сознательности, так и разочарования в существующей системе волеизъявления. С одной стороны, британцы в своей массе привержены идее "подотчетности" власти и разделению властей, верховенству закона, учету и контролю за деятельностью госуправленцев. С другой - число реформаторов, которые настаивают на переходе от мажоритарной к пропорциональной системе выборов, в четыре раза превышает поборников статус-кво.
Более того, две трети (62 процента) убеждены, что государство должно финансировать политические партии, чтобы уменьшить их зависимость от "пожертвований" со стороны зажиточной публики, корпораций и профсоюзов. Логика ясна: в обмен на взносы в партийную кассу благодетели требуют от "слуг народа" в той или иной форме учета, а то и прямого обслуживания их узкокорыстных интересов. Такая же доля опрошенных сожалеет о том, что не располагает или имеет весьма ограниченные возможности влиять на принятие правительственных решений. Столько же британцев, участвовавших в опросе, полагают, что верхняя Палата лордов должна быть выбираема, а не назначаема, даже исходя из особых заслуг перед нацией (за что ратует Тони Блэр).
Отдельная тема: восемь из десяти выступают за то, чтобы у страны наконец-то появилась закрепленная на бумаге конституция (у Британии, напомним, нет письменного свода основного закона). Подавляющее большинство опрошенных также высказалось за Билль о правах, в котором бы зафиксировали гарантии не только политических и гражданских прав, но также экономических и социальных свобод, предполагающих конституционное закрепление принципа социальной справедливости - как структурного элемента любой демократии...
Вот он - образец поразительной интеллектуальной динамики: было время, когда британцы в добровольно-принудительном порядке насаждали в заморских территориях свою образцово-показательную вестминстерскую (иными словами, представительную) систему власти. И в то же время признавали устами сэра Уинстона Черчилля: демократия - едва ли не худшая форма правления, хотя никто ничего лучше пока не придумал.
Сегодня требуется одно уточнение: то, что позволяет мириться с демократией в ее наиболее зрелой стадии, - так это органическое неумение препятствовать вызреванию внутри нее самой альтернативных или улучшенных моделей управления государством и обществом. Как показывает британский опыт, эти модели, вопреки естественному сопротивлению "старых порядков", все же получают шанс доказать либо свою историческую бесперспективность, либо, напротив, свою жизнеспособность.